Глава восьмая

Химическая реакция

– Открыли тетрадки!

Людмила Ивановна бочком протиснулась между своим столом и кафедрой, тяжело поднялась на приступок, взяла в руки запачканную мелом тряпку.

– Тише! – вяло похлопала она по демонстрационному столу, заставленному колбочками для экспериментов. – У нас новая тема. Опять ведь будете жаловаться, что ничего не понимаете.

– А давайте мы заранее это сделаем! – подал голос Васильев. – Мы сразу ничего не поймем, и можно будет не объяснять.

– Ой, умный какой! – Людмила Ивановна начала стирать с доски записи предыдущего урока. – Так же быстро контрольные писал бы, как языком мелешь.

– Так ведь он без костей, – не унимался Андрюха. – Им что угодно сделать можно. – И многозначительно посмотрел на класс. Народ с готовностью захихикал.

– Говори, говори. – Людмила Ивановна даже не пыталась остановить этот диалог, разворачивающийся явно не в ее пользу. – Посмотрим, что ты запоешь на экзамене. Пишите: «Щелочные металлы».

Перед Олесей упала записка, и она перестала следить за перепалкой.

«Что узнала? Б.П.»

Быковский мог не подписываться. Его правильный красивый почерк был всегда узнаваем.

Маканина, не поворачиваясь, кивнула. А потом подумала и решила написать ответ.

«Кое-что есть».

– Сидоров, кинь Быковскому, – перегнулась через парту Олеся.

Генка, не глядя, взял записку и молча передал дальше. Скомканный листок пересек проход и двинулся по ряду около окна к столу учителя, около которого сидел Павел. Дойдя до Курбаленко, записка поменяла направление и из рук в руки поплыла в сторону последних парт.

– Не туда! – зашептала Олеся, размахивая рукой. – Быковскому!

– Ну, а ты, Маканина, что – изображаешь из себя придушенного змея? – Людмила Ивановна стояла около ее парты. – Или тоже хочешь вместе с Васильевым читать учебник в коридоре?

– Я… – начала медленно подниматься Олеся, еще не полностью понимая, что произошло.

– Да, да, ты! Как с Галкиным связалась, тут же от рук отбилась.

– А че сразу я? – Серега вскочил, не выпуская из рук пришедшей к нему записки, из которой он не понял ни слова.

– Сам он балбес, и тебя за собой утянет, – вынесла свой приговор химичка.

– Что вам опять Галкин-то? – распалялся Серега, которому за сегодняшний день уже досталось от завуча Алевтины Петровны.

– Ничего, сиди! – махнула рукой учительница. – Чем меньше тебя видно, тем лучше. Или новая тема тоже не для тебя?

– Не, не! – засуетился Васильев. – Если мне идти в коридор, то лучше с Маканиной. Пойдет Галкин, я буду третий лишний.

Класс заржал. Но смех повис в воздухе, потому что в дверях появилась завуч.

– Ну что, что сидим? – с какой-то обреченностью спросила Людмила Ивановна. – Вставайте!

– Ничего.

Алевтина Петровна была высокой худой женщиной с острыми чертами лица. Завершали портрет маленькие квадратные очки, делавшие ее похожей на законченную стерву.

– Пусть сидят, – царственно шевельнула она рукой. – Васильев, ты тоже сядь. А вот вы двое – останьтесь.

Олеся вцепилась в край парты. Будь ее воля, она бы сейчас забралась под нее, свернулась калачиком и закрыла уши. И она это сделала, но мысленно. На деле же осталась стоять, разглядывая меловые разводы на доске.

– Людмила Ивановна, я займу у вас несколько минут урока? – то ли спросила, то ли поставила химичку в известность Алевтина. По крайней мере, ждать ответа она не стала, а быстро подошла к ее столу и взяла в руки журнал. – У вас в классе произошло ЧП. Журнал. Вот этот, – она постучала ногтем по оранжевой обложке, – был вынесен за пределы школы. А это значит, что все сведения за половину учебного года могли быть потеряны.

– Почему потеряны? – буркнул Галкин. – Все на месте.

– На месте он только потому, что Рязанкина его обнаружила и принесла обратно в школу. А вот как он к ней попал? – Завуч сильно перегнулась через учительский стол. – Галкин, ты, случайно, не знаешь?

– Случайно – нет. – Серега довольно заулыбался.

– Ну, а ты, Маканина? – Стекла очков блеснули, отражая свет ламп.

– Не знаю, – прошептала Олеся, чувствуя неприятную слабость в ногах. Ей очень хотелось сесть. А еще лучше – перенестись домой и больше никогда в школу не приходить.

– А вот Рязанкина говорит, что вместе с Галкиным к ней приходила именно ты!

Класс осуждающе загудел.

– Да, да! – тут же отреагировала Алевтина. – В том, что Рязанкина это рассказала, нет ничего плохого. Почему она должна страдать из-за шуток других?

– А почему другие должны страдать из-за ее шуток? – вырвалось у Олеси.

Класс притих.

– Так вы это сделали нарочно? – довольно улыбнулась завуч. – Что же, все понятно. Людмила Ивановна, продолжайте урок.

Алевтина Петровна прошлась вдоль доски.

– Дневник. Родителей. И можете искать для себя новую школу, – отчеканила она на выходе.

– Одну на двоих, – не преминул ввернуть Васильев.

Дверь закрылась.

– Вот дура-то! – раздалось откуда-то.

От волнения у Олеси кружилась голова, она не понимала, что происходит. Это был какой-то кошмарный сон, из которого нужно было немедленно выбираться.

«Все напрасно, все напрасно», – настойчиво звенело в мозгу.

Кто-то что-то говорил, Людмила Ивановна безуспешно пыталась навести порядок. Среди общего гвалта Маканина услышала, как всегда, спокойный голос Генки Сидорова:

– Правильно! Хоть уйдешь из этого курятника.

И тут слова завуча обрушились на нее со всей своей неумолимой жестокостью. Глаза обожгли набегающие слезы.

– Че это?

Рядом стоял Галкин и вертел в руках записку Быковского.

– Это не тебе, – прошептала Олеся, сминая и без того жеваный листок.

– А кому? – не отставал Галкин. Видимо, происшествие с завучем его волновало гораздо меньше непонятного послания.

– Это от Быковского. – Олеся опустилась на стул, положила голову на сложенные руки.

– А чего ему от тебя надо? – сурово сдвинул брови Серега.

– Ему – ничего, – не поднимая лица, пробурчала Маканина. – А мне надо, чтобы ты от меня отстал!

– Ты из-за журнала, что ли?

Олеся резко подняла голову.

Галкин был безмятежен, словно его каждый день выгоняли из школы. Он даже улыбался.

– Брось! – хмыкнул Серега. – Пошумят и перестанут.

– Отвали от меня, слышишь! – не выдержала Маканина. – Все от меня отстаньте! – взвизгнула она, захлебываясь слезами.

В классе замолчали. И среди этой гробовой тишины раздался насмешливый голос Васильева:

– Молодые бранятся – только тешатся.

Олеся шарахнулась от этих слов, как от удара. Ухватилась за парту, чтобы не свалиться на пол. Слезы мгновенно высохли. В голове словно застучали молоточки.

Выглядела она, наверное, ужасно. Оглянувшаяся на нее Рязанкина испуганно прошептала:

– Ой, мамочки!

– Маканина, с тобой все в порядке? – подала голос Людмила Ивановна.

– Да ты что! – До Галкина, наконец, начало доходить, что с Олесей творится что-то неладное. – Из-за этой ерунды? Да я их…

Он сделал шаг к Олесе, потом качнулся назад и медленно, задевая неровно положенные на парты учебники и тетрадки, побрел по проходу.

– Галкин, ты куда? Урок еще… – запоздало воскликнула химичка.

Сергей поднял голову, долгим взглядом посмотрел на Людмилу Ивановну, а потом метнулся к демонстрационному столу.

– Не надо! – завопила Ксюша.

– Стой, дурак! – Быковский стал выбираться из-за своей неудобной парты.

Галкин одним движением смахнул пробирки с демонстрационного стола на пол. Зазвенело, разбиваясь, стекло.

– Подожди!

Олеся бросилась вперед. С грохотом отлетел стул. Маканина еще успела заметить Сидорова, от испуга вжавшего голову в плечи, округлившую рот Людмилу Ивановну. В следующую секунду она уже висела на плечах Галкина. Но было поздно. Ногами он топтал химикаты. По классу распространился неприятный запах.

– Всегда! Всегда так! – ревел Серега. – Ничего нельзя сделать. Сволочи!