Он схватил со стола последнюю колбу и с размаху швырнул ее в раковину. Брызнуло стекло. Послышалось странное шипение. Из раковины повалил дым. С громким хлопком в ней что-то взорвалось. Все, как по команде, попадали на пол.

Раковина отделилась от стены и ухнула вниз. Гулко треснула керамика. Из разорванной трубы полилась вода. Крышечка водослива выкатилась на пол и зазвенела, кружась среди осколков.

– Офигеть, – прошептал Васильев, выбираясь из-под парты.

Галкин последний раз пнул ногой остатки реактивов, посмотрел на застывшую Маканину и вышел из класса.

Дверь закрылась с таким грохотом, что задрожали цветы на подоконниках.

Людмила Ивановна тяжело опустилась на приступок перед кафедрой.

Ученики 9-го «Б» торопливо собирали свои вещи и по одному выбирались в коридор.

Олеся присела над разворошенным стеклом, провела рукой по хрустким осколкам. Порезалась. На пальце набухла красная ягодка крови.

Но ей уже было все равно.

Рядом с разбитой раковиной остановился Быковский, коснулся ботинком белого расколотого бока.

– Щелочной металл калий, – назидательным тоном произнес он, – при соединении с водой дает щелочь и выделяет энергию. От этого вода мгновенно нагревается до кипения, а трубы лопаются. – Он посмотрел на поникшую Олесю. – Глупо.

– Почему? – Маканина вяло ухмыльнулась – она не понимала, почему это самая обыкновенная реакция калия вдруг стала глупой.

Быковский покачал головой и промолчал. Олеся подняла на него глаза.

Взлохмаченные волосы, на виске бьется жилка, шелушащаяся кожа около уголков губ – Павел. За многие годы учебы такой знакомый – и в одну секунду ставший таким далеким. Впрочем, как и все остальные. Случившееся непреодолимой стеной отделило Олесю от всего класса. Она чувствовала себя отверженной. Словно заляпанная грязью, она вошла в вагон метро, и теперь все сторонятся, боясь прикоснуться к ней и испачкаться.

На пороге появилась Алевтина Петровна, быстрым взглядом оценила обстановку и кивнула Маканиной.

Все было ясно без слов. Надо вставать, стряхивать с себя оцепенение и идти объясняться с директором.

Идти никуда не хотелось. Все было бессмысленно.

Олеся не спеша сложила учебники в сумку, застегнула ее на все ремешки и пошла вон из школы.

Какой-то рок, проклятье преследовали ее с того дурацкого дня в Питере, когда все поехали на кладбище, а она осталась вдвоем с Галкиным.

Маканина задрала голову, надеясь увидеть наглую ухмыляющуюся рожицу своего персонального чертика. Но вверху никого не было. Только пыльный потолок.

В школе еще шли уроки. В коридорах стояла тишина. Ученики 9-го «Б» растворились в пустоте лестничных пролетов. Олесины шаги одиноким эхом метались среди голых стен.

На улице стало полегче. Маканина глубоко вдохнула холодный воздух, запрокидывая лицо. На лоб упала снежинка. Наступала зима.

– Ты меня искала?

От резкого поворота головой мир вокруг покачнулся.

Перед ней стояла Лера Гараева, счастливый предмет воздыхания Быковского. Темные глаза, скуластое лицо, пышные волосы, схваченные черной резинкой.

За сегодняшний короткий день Маканина до того устала, что была уже не в состоянии выдумывать.

– Да. Тобой интересуется один человек, – вяло кивнула она.

– А почему через тебя? – Лицо Леры не выражало никаких эмоций. Только глаза стали напряженными.

– Не знаю, – вздохнула Маканина. – Я больше ничего не знаю.

– Высокий, с темными волосами? – Гараева не говорила, а выплевывала из себя слова. – Смотрит внимательно?

– Смотрит, – согласилась Олеся.

– Ты ему кто?

Вопрос застал Маканину врасплох. Она не задумывалась, почему Павел именно ее выбрал посредницей в этом сложном деле. С каким бы удовольствием она ни о чем не слышала!

– Никто. Просто он попросил помочь.

Олеся почувствовала страшную усталость. Все вокруг играли, и только ей в этой игре места не было.

– Помочь в чем? – сыпала вопросами Лера.

Вот привязалась! Главное, как вовремя…

– Подойди к нему и поговори сама, – взорвалась Маканина. – Что вы все через меня-то делаете? Я вообще ничего не знаю!

Гараева секунду внимательно смотрела ей в лицо, а потом резко повернулась и убежала.

Поговорили… Что ж за день такой?

Маканина успела сделать всего несколько шагов за территорию школы, как на нее свалился Павел.

– Ну, что? – спросил он, спрыгивая с забора.

– Быковский, у тебя совесть есть? – Хорошо, что хоть здесь можно было не играть. – Меня из школы выгоняют, а он со своей любовью лезет!

– Что она сказала? – Павел пропустил мимо ушей замечание одноклассницы.

– Ничего. – Олеся пошла вперед. – Она тебя заметила. Говорит, внимательно на нее смотришь. А еще она много читает и стреляет из лука.

– Из чего? – Быковский остановился, и Олесе тоже пришлось останавливаться, чтобы не кричать через плечо.

– Спортивная стрельба из лука и метание томагавков в назойливых поклонников.

– У нее кто-то есть?

– Кажется, нет.

Все-таки это было невыносимо! Олесе вновь захотелось плакать – на фоне чужого глобального счастья она почувствовала себя окончательно раздавленной.

– Передай ей записку.

Олеся покрутила в руках в несколько раз сложенный листок бумаги. Сквозь оборотную сторону просвечивали чернила – написано было много.

– Быковский, – тяжело вздохнула Маканина, поднимая голову, – ты что, издеваешься?

Павел смотрел куда-то вдаль. Он снова был не здесь и не сейчас. Все ясно. «Вышел из себя, вернусь не скоро!»

– Помоги, – жалобным голосом попросил он. – Это, наверное, сложно понять, но пока я не могу к ней подойти.

– Трусишь, что ли? – насторожилась Олеся. До недавних пор за Быковским не было замечено подобных качеств.

– Не в этом дело, – покачал головой Павел, разворачиваясь, чтобы уйти. – Кстати, тебя в школе искали.

– Да знаю я, – вздохнула Маканина, пряча записку Быковского в карман. – Воспитывать будут…

Она глянула на Павла, но он смотрел на здание школы. Сквозь окна было видно, что по лестницам кто-то бегает.

– Что это?.. – начала Олеся, но не договорила, потому что рядом с ней уже никого не было. Павел ушел.

Олеся посмотрела на бегающие фигурки за окнами. Если она сейчас вернется, то придется разговаривать с директором, с химичкой, объясняться со своими же ребятами. Очень хотелось отложить все эти разговоры на завтра, на послезавтра, а еще лучше – на месяц-другой.

Где-то на верхних этажах зазвенело, разбиваясь, стекло.

Что же у них там происходит? Неужели Галкин опять буянит…

Маканина не спеша пересекла школьный двор, ища и не находя причин, почему ей не стоит туда возвращаться. Но вот она ступила на гулкий кафель первого этажа. Дороги назад уже не было.

Тишина. Уроки в самом разгаре. В приемной директора призывно тренькает телефон.

Туп, туп, туп…

Курбаленко вылетела из-за поворота, но, увидев Маканину, резко остановилась. Кудряшки из ее прически разметались по плечам, глаза были невероятно огромными и темными.

– Ну, что, довольна? – издалека крикнула Олеся.

– Дура! Это ты во всем виновата! – закричала Лиза, шарахаясь назад. – Ты! Он же его убьет!

Кто кого собирается убивать, было ясно без объяснений. Видимо, Галкин времени зря не тратил, и Васильеву не удалось уйти от возмездия.

– И правильно сделает! – Маканина была на удивление спокойна.

– Ты ничего не понимаешь! Они там. – Она махнула рукой назад, в сторону лестницы. – Он его на крышу поволок.

– На какую крышу? – Спокойствие улетучилось. В груди усиленно застучало сердце.

– Андрея! – Не отвечая на вопрос, истерично заорала Курбаленко. – Они подрались, а потом… потом…

Больше Олеся ее не слушала. Ноги сами понесли ее наверх.

«Как же так? Как же так? – в такт бешено колотящемуся сердцу билось в голове. – Почему их никто не остановит?»

– Маканина, стой! – неслось следом. – Этот идиот сказал, что, если кто-нибудь подойдет, он его сбросит!